Смирнов Сергей - Милая Мамочка
Сергей Смирнов
Милая мамочка
Я ждала их - и они появились. Я ждала их каждую ночь, с тех самых пор,
как они потребовали от меня первой Жертвы. Нет, "потребовали" - не то
слово, ведь они говорить не умеют, - просто я почувствовала, чего они
хотят.
Вот и вы, здравствуйте, шепчу я про себя, - вижу, что вы стали еще
длиннее и красивее, и страшнее. Прибавилось блеска и гибкости, и желания,
наверное, тоже.
Они слышат меня, я знаю. Они появляются из черного квадрата форточки,
словно сквозняк и здесь, в комнате, становятся тем, что они есть на самом
деле: длинными гибкими лиловато-серыми щупальцами. Сильными. Ненасытными.
Я чувствую их немой голодный крик, их жажда передается и мне, и я тоже
начинаю чувствовать спазмы в желудке. Они тянутся ко мне, плетя магические,
завораживающие кольца. Сейчас я впаду в транс и отдам им себя, всю себя,
свое красивое тело, свой мозг, свою душу. Они медленно, красиво изгибаются
перед моими глазами, постепенно приближаясь - бесконечные прекрасные змеи,
бесконечные, как тоска.
Нет, только не я. Пусть кто-нибудь другой станет вашей добычей. Разве
вы посмеете напасть на меня - единственную, кто вас понимает, кто ждет вас
по ночам, оставляя для вас форточку открытой. Если не станет меня - не
станет и вас. Не будете же вы являться моей полубезумной мамочке, которой
что явь, что бред - все едино. Да она и живет-то давно уже в бреду,
неподвижная, как бревно. Прожорливое бревно. Всего-то и толку с нее, что
жрет и гадит, вот уже в течение трех лет - жрет и гадит. Я выношу в горшке
ее кал и мочу, меня тошнит, но дважды в день я делаю это - двумя руками -
переполненный горшок - осторожно, чтобы не разлить (вот уж драгоценность!)
- а потом долго-долго мою руки, но перед этим надо вымыть горшок,
сполоснуть его хлоркой, и все это - под непрерывное ворчание, под ее вопли
и жалобные стоны, которые давно уже вызывают у меня не жалость, а
раздражение, смешанное с безысходностью. Иногда мне кажется, что она
бессмертна. Пройдет еще пять, десять, двадцать лет, я состарюсь, но все так
же, дважды в день, буду выносить ненавистный горшок, все так же готовить еду
и с отвращением наблюдать, как она набрасывается на нее, чавкает, глотает не
жуя, а масло течет по ее подбородку, заросшему пучками сивых волос.
Разве она человек? Разве э т о может "звучать гордо"? Да она просто
животное. Нет, хуже - амеба. Вот именно, амеба, огромная амеба, которая
ест, а после еды, вволю накричавшись и настонавшись, впадает в спячку, для
того, чтобы переварить то огромное количество еды, которое я приношу ей пять
раз в день - а в выходные дни и чаще - на подносе. Ставлю поднос ей на
грудь - и она начинает действовать, ненасытная амеба. Съедает столько,
сколько принесешь. Я даже как-то попробовала эксперимента ради - налила
борща в чашку размером с тазик. И что? Слопала. Только пожаловалась, глядя
на меня с подозрением: " Чтой-то сегодня много. И зачем так много давать?"
Покормив ее, я ухожу на работу, включив для нее телевизор. Она спит под
него. Только не любит передач для молодежи - слишком шумные, будят.
Но перед уходом я должна выслушать ее долгое нудное ворчание о том, что
я никудышная дочь, что некоторых детей надо бы расстреливать, и было бы
очень хорошо, если бы я задохнулась при рождении. Она орет, что лежит целый
день одна, пока я верчу хвостом перед мужиками, что я морю ее голодом и жду
ее смерти. "Да! Да! - кричу я про себя, - Я жду твоей смерти, старая
нудная тварь!". Нет, она орет это не мне -