3205e474     

Слаповский Алексей - Здравствуй Здравствуй Новый Год



ЗДРАВСТВУЙ, ЗДРАВСТВУЙ, НОВЫЙ ГОД...
Алексей СЛАПОВСКИЙ
И узнал асе,
что было тайным,
я начну ждать,
когда пройдёт боль...
Б.Г.
В комнате холодно.
Государственный кризис.
Не хватает всего, в том числе тепла.
Мне 28 лет.
Я бездельник.
Я живу с матерью, выжившей из ума.
Утро.
У меня серые волосы, серое лицо.
Мать не только седеет, но и лысеет.
Тем не менее: «Я могу обойтись без колбасы, без молока, без хлеба наконец! Но я не моху обойтись без дезодоранта и шампуня!»
Без шампуня.
Вот волосёнки-то и лезут.
А я могу обойтись.
Я умею обходиться без того, чего у меня не может быть.
Я умею не переживать по этому поводу.
Ну, хорошо. Я бездельник, мать выжила из ума, не может обойтись без шампуня и лысеет. И что - за это нас надо морить холодом?
Впрочем, под одеялом тепло, хорошо.
Всегда есть местечко, где хорошо, когда кругом невтерпёж.
Под одеялом хорошо.
Пошарю-ка я под одеялом.
Но зато морду просто обжигает холодом.
Они совсем, что ли, батареи отключили?
Славный был бы подарок под Новый год: всем отключают тепло. И свет. И газ
Но шампанское-то куплено. Котлетки запанированы. Маринованное то и сё, о коем за неделю мечталось, приготовлено.

Как у людей.
И они выйдут на улицу. Будут жечь костры и жарить котлетки на угольках. Чтобы достойно, как всегда, встретить Новый год. Они выпьют шампанского.

Они встанут у костра, взявшись за руки, и споют: «Здравствуй, дедушка Мороз! Ты подарки нам - принёс?» Или. «Здравствуй, здравствуй, Новый год!,.» Что гам дальше? Был такой стишок, был. «Здравствуй, здравствуй, Новый год...» А дальше?

Не помню...
Или ещё: «Раз! Два! Три! Ну-ка, ёлочка, гори!».
Синим пламенем.
Нет, но как там: «Здравствуй, здравствуй, Новый год...». На дворе растаял лёд? Ми глядим теперь вперёд?

Рад тебе последний скот?
Заклинило.
Пошарю-ка я под одеялом.
Там тепло.
Но нет уже того подросткового ощущения тайного, нет «эврики» каждый раз.
Вот довели - уж и этого не хочется.
Авитаминоз?
Белковое голодание?
Вялотекущая шизофрения?
Импотенция?
Отнюдь: вот он.
А - не хочется.
Раньше достаточно было представить учительницу физики, соседку, красавицу из кино, кого угодно, даже выдумать ту, кого и не видал никогда, она ещё лучше всех виденных, и пошёл, закрутился сюжет: вот она, вот я, вот она, вот я, вот она, она, она,- и никаких угрызений совести, и фантазия беспредельна.
Теперь не то.
В детстве Новый год был любимым праздником. Теперь я его ненавижу. Значит, так будет со всем. Возненавижу женщин, пушистый снег, предвечерние тени и сладкогласие Бориса Гребенщикова. Прости, Боря, таков закон.

Мои внуки узнают у моей матери, которая будет, конечно, ещё жива, что я любил в молодости, и на день рождения преподнесут кассету: «Дедуля, это твой любимый Б. Г.». Я возьму кассету и шваркну о стенку. Марш отсюда, засранцы!

Ненавижу Б. Г., пушистый снег, предвечерние тени, тёплые комнаты и уютные книги, всё, что любил, ненавижу, и вас, внучатки, ненавижу тоже, хотя и не успел полюбить.
Но у меня не будет внуков.
Как и детей.
У меня был орхит.
Осложнение после свинки. Заразили детишки в детском саду, куда я отводил троюродного братца, сына двоюродного дяди Алексея. А там зрела эпидемия. Свинка. Эпидемический паротит.

Которым в зрелом возрасте, оказывается, опасно болеть: осложнения.
Врачи сказали: бывает ещё хуже, можно оглохнуть, менингит ещё бывает, люди умирают или в лучшем случае сходят с ума. Так что не грусти.
Подозреваю, что менингит у меня всё-таки тоже был.
Ну, а орхит - само собой.
У меня не



Содержание раздела