Слаповский Алексей - Кино, Которого Нет
Алексей Слаповский
Кино, которого нет
С другом моим Володей Яценко, упокой, Господи, его душу, большим
знатоком кино и большим вообще человеком, мы часто говорили и спорили о
фильмах, которые видели, а еще чаще о тех, которые нам хотелось бы самим
сделать, - понимая, что такой возможности у нас никогда не будет. Мы
пробовали даже составлять заявки - и никуда не посылали их. Хорошими они
были или плохими, но для них требовался опять-таки режиссер, какого мы не
знали, - при несомненной талантливости живущих и действующих. Просто нам
виделся какой-то - другой. Которого нет.
Володя ушел, а я продолжаю время от времени сочинять эти никому не
нужные заявки; кино постоянно представляется и даже снится мне: фрагментами,
кадрами, музыкой, шумами - и целыми фильмами.
Заманчива сама форма, не приемлемая в настоящей литературе:
разрабатываешь две-три сцены, остальное - пунктиром, а в финале объясняешь
режиссеру (которого не будет), что за идея заложена в тексте, какова, так
сказать, мораль.
Дескать, этот фильм о том, как молодой человек, дорожащий родственными
узами, ради этих самых уз идет на преступление. Мораль: чистая совесть
дороже родственности. Или: в этом фильме доказывается, что и богатый человек
может быть душевным и полюбить бескорыстно бедную женщину... Мораль: и в
мирной богатой жизни есть место подвигу.
Это я не о своих фильмах, это - к примеру.
И я рассказываю мысленно Володе (кто ж еще оценит, кто поймет?),
рассказываю взахлеб:
- Представь, говорю. Психологическая драма. Название? Ну, например,
ЛЮБОВЬ ПРО ЛЮБОВЬ. Там у героя будут такие слова, они название оправдают.
- Главное, чтобы слово "любовь" было, - замечает Володя.
- Вот именно. Итак, представь: герой лет сорока с лишним, зовут,
допустим, Станислав Мечькин. С мягким знаком.
- Почему?
- Ну, так надо. Потом скажу.
- Это слова, это буквы, это проза. В кино это не читается. Забудь,
однако, что ты писака.
- Ладно. Но все равно, Мечькин, с мягким знаком. Так надо - пусть не
для кино, а для меня самого. Мне так интересней.
- Ну, хорошо. И что этот Мечькин? Ты сначала, ты подробно.
- Ладно. Итак...
Станислав Мечькин, человек лет сорока с лишним, высокий, тяжелый,
пришел к бывшему соседу своему, газетчику Прохорову. Они соседствовали всего
полгода - и давно. Потом Прохоров женился, переехал в центр, развелся,
оставшись в центре, а Мечькин живет на окраине (тоже разведясь с женою).
Живет тихо, спокойно. И вот - зачем-то пришел. И сказал:
- Как ты это показывать будешь? - перебивает Володя.
- Что?
- Ну, вот это: что они соседями были, что женились-разводились,
переезжали?
- В диалог вставлю.
- Неэкономно.
- Ой, да ладно! Как-нибудь прояснится. Главное: пришел и сказал:
- Позвонил в твою газету: я старый друг вашего журналиста Прохорова,
приехал из Сибири, желаю повидаться, - и они сразу твой адрес дали!
Неосторожно! Это кто хочешь себя другом назовет, а сам придет и морду
набьет.
- За что?
- Ну, ты сатиру пишешь в газетке-то. Фельетоны, туда-сюда.
- Туда-сюда, это точно, - подтвердил Прохоров.
- Понятно. А криминалистикой не занимаешься?
- Я вообще другим занимаюсь.
- Понятно. А всякие там аномальные явления?
- Не занимаюсь. У нас в газете есть корреспондентка - специалист по
криминалу. И по аномальным явлениям заодно.
- Баба?
- Женщина.
- Нет. Мне нужен мужик. В общем, короче. Я читал: журналистское
расследование там, туда-сюда. Понимаешь?
- Понимаю, - не понимал Прохоров.
- Ну вот...
Мечькин начал рассказывать.
Два